©Visenna

И я играла на ней всю полярную ночь до утра,
Земля обошла оборот и пришла на рубеж,
Нежная флейта, я ей сказала: пора.
Я разрежу тебя на тысячу стружек вдоль
нежного твоего нутра -
Я сказала себе - пора, режь,
Я сказала себе, пора, режь,
Я сказала себе: пора, режь
(я сказала себе).

Так нужно, так убивают любовь,
Так земля принимает мёртвых зверей,
Так отпускают на волю пленных зверей
В посмертно свободных мирах.
Там, где ни пера, ни пуха, ни крови -
Игра моей флейты для тонкого слуха,
Звериного уха, что ловит тончайшие шелесты духа стиха.

Болей моей болью, согрей себя насмерть мной,
Я приготовлю для кражи
Всё, что важного есть у меня -
Всё, что горит - для огня,
Всё, что болит - для врача -
Не плача и не крича,
Соберу воедино жизнь для палача
(мне не страшно).

Я не посыплю пеплом главу, я смолчу,
Не ударюсь оземь и человекоптицею не взлечу -
Я тихо и нежно разрежу тонкую флейту на стружки,
Ни в чём не повинную флейту с одним звуком.

Я занесу свою руку с ножом - так нужно -
Оружие жизни, орудие боли - над грудью стрела,
Без ужаса стужи, без красной лужи под сенью стола -
На волю из боли светла и прекрасна дорога легла от прямого угла!

Я не больно тебя вскрою, скажи мне в последний раз
Свой единственный звук, своё тихое слово -
Я болею тобой, я убью тебя, всё будет снова!
Прости меня, флейта.
И флейта сказала:
Люблю.

Ольга Арефьева

Герои погибли. Герои пропали.
Герои устали от вечной погони.
Им тоже хотелось бы жить без печали,
Но то, что ломает, наверное, сломит?..

Бумажные птицы в ладони богини
Смеются, и плачут, и смотрят на руку.
Чуть-чуть не смирятся. И станут ничьими.
Чуть-чуть не поверят. И выйдут из круга.

Дни в сказке опять по-весеннему ясны,
Здесь всё успокоится мало-помалу.
Герои бессмертны. А книги прекрасны
Возможностью чудной вернуться к началу.

Элеонора Саймон (с)

Острой льдинкой сердца
Каплей на белом мраморе
Тысячей птиц разлетется
И за море лететь, за море

Я жду тебя домой
С распятия дорог
По золотой листве,
Угадывая поступь.
Однажды ты придешь,
Седой бродячий бог,
И позовешь с собой,
Но будет слишком поздно.

Волны бессонного моря
В белой звенящей гавани,
Поступи девы вторят,
В легком туманном саване.

Время послушным зверем
Ждет ее повеления
Прости, я теперь не верю,
Что смерть - это путь к спасению.

Оставь меня одну
С негаснущей свечой,
Я не закрою дверь
От северных метелей
Дорога на двоих
Рассечена мечом
На две тропы во тьму
Без смысла и без цели.

Сон о паденье в бездну
По бесконечной лестнице
Сердце броней железной
Ближе к зиме оденется.

Хочется ради смеха
Песни отдать завистникам
Вторит молчаньем эхо
Тем, кто взывает к истине

Я жду тебя домой
По колотому льду
В усталой тишине
Блуждая по страницам
В холодном хрустале
Я берегу звезду
Чтоб у последних врат
Вдруг обернуться птицей

Я жду тебя домой

В городе этом ходили трамваи
И ездили автомобили.
А про отшельника наверху
давным-давно позабыли.

Трактирщик сказал: «Хоть ты святой,
хоть папа римский на блюде,
Пива бесплатно в моем заведеньи
не было, нет и не будет!».
А отшельник слушал его и думал,
любуясь цветной посудой:
«Как хорошо, что кроме меня,
бывают другие люди!».

В первый же день у него документы
вынули из кармана.
Но отшельник на это не обратил
никакого вниманья.

Воры стащили часы у него,
шляпа ушла туда же.
Но старец не очень-то огорчился —
он не заметил пропажу.

Ясное дело, что долго так
не могло продолжаться.
Ангелы, засучив рукава,
отправились разбираться.

Через неделю в каждой пивной
ему говорили «Здрасьте!».
Наливали пива, кормили блинами
и говорили «Здрасьте!».

Отшельник решил, что это и есть
настоящее счастье.
По доброте свой бог ему дал
Настоящее счастье.

А ангелы сидели в пивной
с чувством выполненого долга.
Бог не бросает своих святых,
по крайней мере, надолго.

(с) Башня

послушать, почитать, спереть вздесь

Он приползает с работы ночью.
Со своей задрипанной бутик-фабрик.
Разбивает в кипящее масло яйцо.
Устало смотрит в гладкую стену.
В кресле сидит белый старик.
И говорит – милок, отнеси-ка кольцо
В Магнитогорск, к мертвому мартену.
Дам тебе двадцать пять тысяч евро.
Нет, говорит наш герой,
Сумма такая не стоит нервов,
Нафиг мне такой геморрой.
А если речь о спасении мира? -
Интересуется старичок.
Мир не спасают за такие деньги,
Пошел нахер, старый торчок.
Хлопает дверь. Петля кричит сойкой.
Он намазывает маслом тост.
Допивает пиво, падает в койку.
Вытягиваясь во весь свой невеликий рост.
И вдруг подпрыгивает, как ужаленный,
Странной зимней дохлой пчелой.
Если бы он был девушкой,
Тринадцать раз воскликнул бы "ой!".
Как он попал в мою квартиру?
Бандюки, менты, фээсбэ, сюртэ?
Достает хорошо пристрелянный в тире
Хоть и бэу, но все же ТэТэ.
Старик звонит в дверь в полвторого ночи
Просит, пусти, я замерз, сынок.
Они долго сидят на кухне,
Пьют кедровый литр под сырок.
Утром он набирает отдел кадров.
Я увольняюсь, зарплату - дарю.
В съемной квартире какие-то люди
Кланяются ему, как царю.
Суровый гном с автоматом узи,
Прокуренный нарк с алмазным копьем,
Соседский бандит по кличке Кузя…
Он шутит – идем или пьем?
Старик говорит черным шепотом -
Ради святого, не трогай кольцо.
Они осторожно идут по лестнице.
Тридцать пять вариантов развития сюжета
Из тридцати шести возможных
Можно назвать “печальным концом”.

©begle

Тебя будут звать - смотри -
Антуан де Сент-Экзюпери,
а лучше - Сен-Жермен де Пари.
Давай, пари!
Ты сможешь вернуться назад, если я смогу
Выложить слово "вечность"льдинками на снегу.
Но у меня изрезаны пальцы в кровь -
Как ни стараюсь, выходит "любовь, любовь".
Тает, капает, букву к букве не донести,
Как ни крути, выходит "прости, прости".

Воск растекается, айсберг, заплыв в Гольфстрим,
Тает, пока мы тут о вечности говорим.
Думаешь, вечность? Точно удар поддых,
Сверху отлично видно: "Ich liebe dich" -
Как ни прикладывай - лёд - погоди - не тай -
Падает Карл-Вильгельм-Отто Лиллиенталь.

Даже из космоса, из нежилых систем
Звездных - отлично видно: "Je t'aime, Je t'aime" -
Лётчик мой растворяется в утреннем молоке
С огненной Розой в юношеской руке.
Ах, недолет, воздушный звенит поток.
Каждый земной сверчок должен знать шесток.
Глупая Эльза, не прогадай, смотри!
Глупая нежность, глупая Роз-Мари...
Стеклышко продыши, сказочку расскажи,
Смирительную рубашку ему свяжи.

...Марта, терзая пальцами флердоранж,
Крикнет - и он услышит, мин херц, мон анж, -
Не про люблю-люблю, не про жду назад, -
Он услышит, как льдинки ломаются и скользят:

- Карл!.. Они положили в пушку сырой порох!..

(с) Ольга Родионова

Умирали в Бейруте, Москве, Лиссабоне, Пекине, Рио,
на войне, в дороге, на кухне, в своих и чужих постелях...
Словом, список обширен, я и так весьма затянул период,
затеряться рискуя на бесчисленных параллелях.

Среди них были дети, из-за них почему-то особенно тошно,
да и из взрослых не каждый успел заслужить кончину…
Хотя что говорить... Куда б ты ни бил, ты всегда попадаешь точно.
Извини меня, Плотник. Я невежливый буратино.

©

Август. Больная птица

Август, божественный месяц, созрели земные плоды, виноград, баклажаны,
Август, зеленые клены наглядно сияют на плоской небесной эмали,
Лето исходит последней жарою, срываясь на грозы, скрываясь в туманы,
Душные полдни, ознобные ночи, больная птица на скомканном одеяле,
Глаза у птицы заволокло, серые с золотом глаза у птицы,
Птица дышит хрипло и тяжело, темные перья ее разметались,
Птица заглядывает в меня за миг перед тем, как начать мне сниться,
И, засыпая, берет мою руку невесомыми призрачными перстами.

Откуда ты знаешь про ангелов,
Сказать смешно,
Как любят они, что едят они, о чем грустят,
А даже если никак не любят, мне уже все равно,
Следы от ее невесомых пальцев на коже моей горят.

Осень-арахна плетет кружева, все одно — получаются липкие сети,
Северный ветер рвет черепицу с моей и так-то нетвердой крыши,
Когда-то давно мне хотелось спасти всех раненных в жопу на этой планете,
Но Бог оказался на высоте и меня не услышал.
Если бы только узнать, как можно распахнуть ее клетку, вернуть ей воздух,
Если бы только успеть отыскать для нее у аптекаря целебные зерна,
успеть, потому что золотые глаза уже тускнеют. Пока не поздно,
Вернуть ее в небо, и не умирать, и бить крылами в чертогах горних,

Оставь в покое ее, Боже мой,
Уйди и забудь.
Не лезь в чужую жизнь, Боже мой, будет только хуже.
Но когда я вспоминаю глаза ее, мне уже не уснуть,
Я вижу только глаза ее, и весь этот мир мне нафиг не нужен.

Август, божественный месяц, потоки метеоритов, летучие мыши тоже,
«Август» — само это слово застряло в горле, как пакостной крови сгусток,
Ты же не лекарь, ты шарлатан, а не врач, ты помочь ей никак не сможешь,
Откуда ты знаешь, как умирают ангелы, будь им пусто!
Нет таких трав, чтоб сорвать, заварить, растереть в меду и скормить по ложке.
Осень-арахна глядит сквозь решетку ажурной листвы золотыми глазами,
Но если я вправду увижу, как эти глаза застилает серая пленка,
Легче мне будет, если моя голова разобьется о серый камень.

Анафеме предан тот, кто не верит, что кроме земли, есть что-то еще.
Анафеме предан тот, кто скажет, что у птиц и у ангелов нет души.
Я умоляю ее — держись.
Я умоляю ее — держись.
Я целую ей полупрозрачные руки и заклинаю — дыши.

08.2006

(и он в оригинале конечно же, jinete muerto, мертвый всадник)

Под луною черной
запевают шпоры
на дороге горной...

(Вороной храпящий,
где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)

...Словно плач заводят.
Молодой разбойник
уронил поводья.

(Вороной мой ладный,
о, как горько пахнет лепесток булатный!)

Под луною черной
заплывает кровью
профиль гор точеный.

(Вороной храпящий,
где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)

На тропе отвесной
ночь вонзила звезды
в черный круп небесный.

(Вороной мой ладный,
о, как горько пахнет лепесток булатный!)

Под луною черной
смертный крик протяжный,
рог костра крученый...

(Вороной храпящий,
где сойдет твой всадник, непробудно спящий?)

Ф.Г.Лорка

(с)

Я позабыл, как Феанор
Кричал: "Мы всех сильней!",
Hо ярость помню до сих пор -
И ярко вспыхнувший костёр
Эльфийских кораблей...

Я позабыл, как мы клялись
Hад трупами отцов,
Hо помню, как смотрели ввысь -
Как в битве две волны сошлись,
Сметая храбрецов...

Я позабыл, как реял флаг
И как трубили в рог -
Hо помню слёзы на глазах,
И как дрожал в моих руках
Мой Hольдорский клинок...

Я позабыл, как Фингольфин
Кричал: "Умри, Моргот!".
Hо помню - павший Гондолин,
И скрывший синь морских глубин
Кроваво-красный лёд...

Я позабыл победный крик
Hад трупами врагов,
Hо помню - свой последний миг,
Предсмертный хрип и грозный рык,
И звон стальных клинков...

Я позабыл печальный вздох -
И всех, кого любил,
Hо помню Мандоса Чертог -
Я расплатился так, как мог -
За всё, что позабыл...

©