Как художник в неистовстве пишет
Свой портрет на холсте без цветов,
Так поэт умирающий ищет
Рай воскресших мерцающих слов. Он с постели встает и со стоном,
Опираясь на угол скамьи,
Убивает в слезах том за томом
Дневники и раздумья свои.
Почему? За обиды какие?
Что дало ему Слово за труд?!
Комнатушку, где стены худые?
Страх что книгу прочтут и убьют?
За пророчество, веру и правду
Мир давно перестали хвалить.
Может, скажут: «Вранье!» - ну и ладно,
Время сможет и нас рассудить.
Он в душе – патриарх седовласый,
Но одет в старый, рваный халат.
В книге слово его громогласно,
В жизни голос его тих и слаб.
Слаб настолько, что глупый чиновник,
Кто не может два слова связать
Сто рублей за стихи «Злопоклонник»
Смог цензурой с поэта взыскать.
И в чертях он увидел Сенат,
И царя при рогах и копытах.
Знал чиновник: «Поэт этот прав».
Но, держал это в мыслях сокрытых.
Вот остался последний листок.
Там новелла про духов морей.
Эльвиора – живой ветерок,
В ней поет про несчастных людей.
Как права ты, бессмертна дева,
Что сказала: « Умрут все они.
Только редкое, редкое дело
Зажигает живые огни».
И один из огней – это Слово,
Но живое, из крепких слогов,
А не то, что сегодня в оковах
Перестало нести свет Богов.
Здесь полотна – второе огниво;
В цепь смыкает их скрипки струна.
И старик в полутьме боязливо
Шепчет: « Ты мой свидетель, Луна,
Ведь я мог бы оставить все это
И уйти в мир покоя один,
Любоваться Словами из света…
Для потомков бы стал Палладин
И Искусник высокого слова.
Только это все был бы обман.
Вспоминаю я снова и снова
Мертвых слов огневой океан.
Сотни лет мы бросаем их в кучу
Рядом с мусором, грязью, песком…
Может, стало б немного получше,
Если б вспомнили люди о том,
Что Бог Словом создал нашу землю,
Отделили вечный мрак ото дня.
И мой дух Его голосу внемлет,
Подчиняюсь Его воле я.
Я мальчишкой увидел дракона.
Бог мне сердце ожег и с тех пор
Знаю где, опасаясь закона
И моля о прощении, спит вор.
Да, Всевышний, мы очень устали,
Отдохнуть просто времени нет.
И прости, что так редко взывали,
И так редко просили совет.
Да, Всевышний, тебе подчиняясь,
Я убил все что создал за жизнь.
А ведь мог бы, всемирно прославясь,
Сквозь века поучать: «Слово – Мысль».
Так зачем же ты делаешь это?
Тебе кажется, я столь силен,
Чтобы, будучи бедным поэтом,
Молча встать пред Священным Огнем?
Слишком много я видел и слышал,
Слишком много ты тайн мне открыл.
И чтоб людям прок с этого вышел,
Кое-что я и в книги вносил.
Говоришь, что напрасно я плачу?
Что писать я смогу за чертой?
Но пойми, очень трудно иначе…
Ну хоть эту новеллу раскрой
Для моей подрастающей внучки!
Для детей, они верят в Добро!
Я прошу, пусть хоть малые ручки
Сохранят откровенья перо.
Вот теперь я могу уйти с миром.
Буду звуки слагать в Твою честь.
Эльвиора останется ж с ними,
Чтобы детям новеллу прочесть»
Он вздохнул и осел рядом с печью,
Из руки выпал мятый листок,
Опустил исхудалые плечи…
И в каморку вошел паренек.
Как во сне поднял с пола листочек
И отнес его младшей сестре.
Витиеватый готический почерк.
Он расскажет о правде тебе.